Притворившись растерянным, Регарди замер, стараясь собрать как можно больше информации о новом месте, пока настоятель не предложил ему пройти дальше. Богатые запахи дерева – полированного и покрытого лаком – подсказали, что комната обильно обставлена мебелью. Многочисленные этажерки, стулья, стульчики, кушетки и столики превращали покои Бертрана в ловушку для слепого, бросая вызов способностям халруджи. Тяжелый гобелен на стене справа пах пылью, а с бронзовых подсвечников на стене у окна давно не счищали восковой нагар. Где-то чирикала птица. Ее голос доносился приглушенно, и Арлинг догадался, что комната, где он стоял, соединялась с другой – очевидно, спальной. Вместе с голосом птицы, оттуда раздавалось странное щелканье, понять причину которого не удалось. Борясь с желанием спросить о его источнике у Бертрана, Регарди медленно прошел к низкому столику, накрытому у окна. Узорчатые створки преломляли лучи солнца, задерживая жар, но наполняя комнату причудливыми тенями. Они больше подошли бы для дворца в богатом кучеярском городе, чем для суровой обители последних слуг Нехебкая.
– Что это щелкает? – спросил Арлинг, закончив официальные приветствия и сопротивляясь желанию отодвинуться дальше. Столик был мал, и лицо настоятеля находилось слишком близко. Регарди чувствовал не только его дыхание, в котором так четко выделялись ноты мяты и фенхеля, словно Бертран недавно сжевал целый пучок пряностей, но и движение его глаз, которые неотрывно следили за ним, будто поджидая, когда слепой ошибется. Наконец, халруджи нашел удобный вариант и прикрыл веки, притворившись, что смотрит в пол. Пусть Бертран думает, что он смущен до ужаса.
– Часы, – гордо пояснил настоятель, наливая чай в тонкую фарфоровую чашку. Регарди уловил в напитке запах ягод сайи и задумался. К ядовитым они не относились, но обладали сильным успокаивающим действием. Возможно, настоятель хотел расположить собеседника к беседе в незнакомой обстановке, а может, что-то задумал. Подождав, когда Бертран сделает глоток первым, Арлинг пригубил напиток, решив, что ягоды сайи ему не повредят. Напряжение давно мешало сосредоточиться.
– Подарок моего друга Азатхана, – тем временем, продолжил настоятель. – Их изготовили из цельного куска самшитового дерева в Иштувэга. Правда, мастера уже нет в живых. Бедняга не пережил эпидемию, а жаль. Я хотел заказать у него еще пару таких штуковин для моих друзей.
Упоминание Азатхана, серкета, который сыграл неоднозначную роль в жизни халруджи, заставило Арлинга опустить чашку на стол, чтобы случайное дрожание руки не выдало его. Впрочем, движение не осталось незамеченным.
– Вы с ним знакомы? – пытливо спросил Бертран, и Регарди понял, что может проиграть, даже не начав сражаться. Ягоды сайи оказались весьма кстати.
– Вряд ли нас можно назвать знакомыми, но мы встречались, – уклончиво ответил он. Настоятель, как и многие другие серкеты пустоши, не был похож на того Скользящего, о котором писал Махди, но он носил одежды воина Нехебкая, а его взгляд оставлял на коже кровоточащие царапины. Лгать такому человеку было опасно, а говорить правду – смертельно опасно.
Азатхан был не случайным человеком в жизни Арлинга. Если бы серкет не появился накануне последних Боев Салаграна, сейчас все было бы по-другому.
– Он приезжает в Пустошь завтра, – произнес Бертран. – Азатхан удивительный человек. Я уверен, вы можете узнать у него ответы на многие вопросы.
Худшей новости настоятель сообщить не мог. Несмотря на то что с их последней встречи минул не один год, Азатхан наверняка узнает его. К тому же Регарди догадывался о цели приезда главного предателя. Вероятно, не дождавшись, когда серкеты отправят имана за Гургаран, он решил лично проследить, чтобы указание Подобного было выполнено. А это означало, что у Арлинга, Сейфуллаха и учителя осталось два дня, чтобы покинуть Пустошь.
– Буду с нетерпением ждать этого момента, – поспешно пробормотал он, поняв, что задержался с ответом. – Здесь, в Пустоши, я каждый день открываю для себя столько нового. Уже предвкушаю наши беседы с уважаемым Азатханом.
Прозвучало фальшиво, но через секунду Арлинг допустил куда более серьезную ошибку. Настоятель протянул руку к вазе с фруктами, задев рукавом изящную сахарницу на тонкой стеклянной ножке. Халруджи, не задумываясь, подхватил падающую вещицу и только потом сообразил, что Бертран сделал это нарочно.
– Отличная реакция, – похвалил его настоятель. – Расскажите, как вы попали в Школу Дальнего Берега? Джемагул никогда не говорил, что у него служат драганы.
Никакой лжи, только правда, приправленная временем.
– Я сбежал из отцовского дома, когда мне было семнадцать, – сказал Арлинг, чувствуя себя на исповеди у жрецов Амирона. – Отец хотел, чтобы я стал чиновником, но… нам было не по пути. Оказавшись в Сикелии, я встретил женщину, которая помогла мне устроиться в новом мире. Она обучила меня кучеярским танцам, со временем они стали моим хлебом. С Джемагулом я познакомился в Иштувэга. Так случилось, что на тот момент в школе не было учителя танцев – последний умер от спирохеты. Джемагул спешил быстрее уехать из города и пригласил меня отправиться с ним. С тех пор я обучаю его учеников, и счастлив, что мне выпала честь провожать будущих серкетов в знаменитую Пустошь Кербала.
– А что стало с той женщиной? – с любопытством спросил Бертран.
– Умерла, – не задумываясь, ответил Арлинг. – Совершила ритуальное самоубийство во имя бога. Я прошу извинить меня, что не могу рассказать больше. Она много значила для меня, и я храню ее образ, спрятанным глубоко в сердце.
– Понимаю, – кивнул Бертран. – Любовь всегда приходит внезапно и уходит также.
«Ничего ты не понимаешь, проклятый жрец, – подумал Арлинг, с тоской вспоминая сестру имана. – Прости, что я прикрылся твоим чистым именем, Атрея, не здесь тебя нужно было вспомнить».
– Почему серкеты назвали эту крепость Пустошью? – спросил он, чтобы сменить тему. Разговоры о его прошлом не могли помочь отыскать учителя.
– Только там, где ничего нет, может возникнуть то, чего не было раньше, – с улыбкой ответил Бертран. – Мы построили дом, где могли бы изучать Нехебкая, а он – нас. Сознание бога подобно зеркальной глади такыра и холодному свету луны. Но стоит подуть ветру, и картина исчезнет. Достаточно маленькой тучки, чтобы закрыть от лунного света большой участок земли. В такыре всегда сухо и ясно, а луна такая огромная, что может поглотить мир.
А теперь настоятель напомнил имана, потому что Арлинг не понял ни слова из того, что он сказал. Учитель часто говорил загадочными метафорами, наслаждаясь тем, как мучительно его ученик пытается проникнуть в смысл сказанного. К счастью, Бертран не стал требовать от него понимания.
– Откуда вы знаете учение Махди, учитель Амру? – неожиданно спросил он. – Я слышал, как вчера вы цитировали его книгу одному из учеников. Вы рассказывали ему о серкетах. Глава восьмая, если я не ошибаюсь.
«Восьмая глава, третий раздел, параграф пятый. Об истинных слугах Нехебкая» – так назывался раздел Великой Книги Махди, которую Арлинг неосторожно прочитал Цуфу, когда они беседовали о серкетах на берегу озера. Теперь все стало на свои места. Бертрану захотелось выяснить, откуда рядовому учителю из школы Джемагула известно о тайном учении Махди, и он пригласил его к себе, чтобы разузнать правду. Стоило отдать ему должное, что он позвал его на завтрак, а не в пыточную. Лгать становилось сложнее, но халруджи уже понял правила игры.
Арлинг поставил чашку на стол и медленно произнес:
– «Трепещи, Сын Земли, если твои руки не белы перед Нехебкаем. Он открывает дверь только своим, а дерзкий непосвященный неизбежно сбивается с пути и находит смерть во тьме пучины. Отступить невозможно. Тебе нужно выбрать свою дорогу или умереть». Так заканчивается последняя глава Махди. Возможно, мой час расплаты настал, так будьте же мне судьей. Я всегда хотел стать серкетом. И сделал все, чтобы попасть в Школу Дальнего Берега, мечтая когда-нибудь получить право пройти Испытание Смертью. Я тот самый дерзкий непосвященный, который «найдет смерть во тьме пучины». Джемагул не знал, что я подслушиваю его уроки и разговоры с избранными учениками. Я столько лет хранил эту тайну, чтобы рассказать о ней здесь, в Пустоши. Теперь моя жизнь в ваших руках, настоятель.
С этими словами Арлинг бухнулся в ноги Бертрану, гадая о том, сколько серкетов охраняли покои настоятеля. Если план сорвется, ему придется очень быстро переходить от теории Махди к практике.
Когда Бертран приблизился к нему, пальцы халруджи нащупали лезвие в горловине сапога, но настоятель лишь присел рядом и погладил его по склоненной голове.
– Поднимись, учитель Амру, – мягко произнес он. – Твое признание и открытое сердце хранят тебя от моего гнева. Ты удивишься, но среди серкетов есть те, кто не следует заповедям Махди.
